Когда Сталин был союзником Гитлера
Историко-политическая аналитика от Тимоти Снайдера. Объективность истории на службе политической экспертизы
В условиях продолжающегося вторжения России на территорию Украины Владимир Путин решил реабилитировать договор Гитлера и Сталина, заключенный накануне Второй мировой войны. Говоря о пакте Молотова – Риббентропа как о примере эффективной внешней политики, он нарушает многолетнее советское табу и тем самым оправдывает позицию, ранее признанную “аморальной”. Но что это значит? Откуда вдруг взялись эти разговоры про союз с Гитлером? К чему этот пересмотр истории Второй мировой войны в условиях, когда Россия возрождает традицию агрессивных военных действий на территории Европы?
Путин стал любителем истории – и в своих последних выступлениях он создает идеализированный образ русского прошлого. С тех пор как в феврале 2014 года начата война на Украине, он представляет довольно странную версию истории своей страны, где общеизвестные факты чередуются с недобросовестными подтасовками. Он утверждает, что Россия и Украина представляют собой одну нацию, объединенную событием крещения, которое произошло (а могло и не произойти?) более тысячи лет назад на территории торгового союза, который в то время объединял языческих викингов и еврейских хазар. Теперь, когда Крым уже захвачен и присоединен к России, Путин констатирует, что эта территория испокон веков принадлежала России, хотя история Крыма представляет собой напластование европейских культур. Его “русскость” в значительной мере явилась следствием насильственного переселения татар при сталинском режиме в 1943 году. Как не без иронии заметил белорусский президент Лукашенко, если придерживаться путинской этнической логики, было бы больше смысла в передаче Москвы крымским татарам, чем в оккупации Крыма Москвой. В конце концов, Московская Русь возникла под протекторатом татар. Наконец, Путин заявил, что Россия должна расширяться на юг, потому что когда-то этот регион назывался Новороссия. Но его представления о границах этой исторической зоны ошибочны, а за ними стоят более глубокие заблуждения. Притязания России на Новороссию столь же бессмысленны, как бессмысленны были бы притязания Англии на Новую Англию, или Шотландии на Новую Каледонию, или Южного Уэльса на Новый Южный Уэльс. Современная русская пропаганда основана на противоречиях и имеет наглость заявлять “загнивающему” Западу: украинской нации не существует, но все украинцы националисты; украинского государства нет, но его органы – это органы угнетения; нет украинского языка, но русские вынуждены его использовать.
Даже на фоне этого странного и весьма красноречивого искажения истории, одобрение президентом Путиным пакта Молотова – Риббентропа заслуживает специального внимания, особенно со стороны Германии. Значение пакта Молотова – Риббентропа для истории XX века вряд ли можно переоценить. Союз со Сталиным позволил Гитлеру при поддержке Советского Союза развязать агрессию против Польши, и, таким образом, он предшествует всем последующим трагическим событиям этой войны, как в Польше, так и в других странах. Утверждая, что в 1939 году Сталин вел себя как разумный политический деятель, Путин высказывает мнение, что на тот момент линия противостояния Гитлеру еще не была намечена. Но это не только спорная оценка советской внешней политики. Это еще и прямой вызов базовому мифу о создании послевоенного государства ФРГ, основанному на том, что в 1939 году уже обретало силу противостояние политике Гитлера. В тот период европейские государства принимали совсем другие решения: Франция, Великобритания и даже Польша в 1939 году уже противостояли Гитлеру, когда он к тому времени – и уже на протяжении пяти лет, с начала 1934-го до начала 1939 года, – предлагал Польше выступить в качестве союзника в войне против Советского Союза, в чем ему было отказано. Предложение о войне против Польши Сталин обдумал за три дня в августе 1939 года и принял с невероятным энтузиазмом.
20 августа 1939 года Гитлер попросил Сталина о встрече, и Сталин с радостью принял это приглашение. В течение пяти лет советский лидер искал повод уничтожить Польшу, а теперь, наконец, такая возможность выпадала. Сталин, конечно, понимал, что он уничтожает родину европейских евреев руками самого главного антисемита в мире. Сталин готовился к союзу с Гитлером и, как и многие прочие лидеры, заискивал перед вождем антисемитов. В надежде привлечь внимание Гитлера, он отправил в отставку еврея Литвинова, комиссара иностранных дел, и заменил его русским Молотовым. Отставка Литвинова, по мнению Гитлера, и стала “решающим” фактором. Именно Молотов должен был заключить соглашение с министром иностранных дел Гитлера Иоахимом фон Риббентропом в Москве 23 августа 1939 года.
К тому времени евреи имели достаточно точное понимание того, что им грозит. Вслед за пятью годами нарастающих репрессий в Германии грянула череда шокирующих погромов в Австрии периода аншлюса. Уничтожение Чехословакии в марте того же года стало для евреев катастрофическим. Чехословацкие евреи бежали из регионов, присоединенных к Германии, теряя все свое имущество. Евреи, оставшиеся в Словакии, при создании нового государства, присоединенного к Берлину и зависимого от него, были лишены гражданства. В конце августа 1939 года в Женеве состоялся мировой конгресс сионистов, и для них новость о пакте Молотова – Риббентропа стала новым шоком. Все присутствующие сразу поняли, что означало это соглашение о “ненападении”: у Гитлера развязаны руки и война “при дверях”. Когда Хаим Вейцман, лидер сионистов, закрывал конгресс, он сказал: “Друзья, у меня есть только одно желание: чтобы все мы остались живы”.
То была не пустая патетика. Секретный протокол к советско-германскому пакту о ненападении предусматривал разделение Восточной Европы между гитлеровской Германией и Советским Союзом. Гитлер обрел союзника и теперь мог дать старт военным действиям. Восточноевропейской регион, о котором шла речь в секретном протоколе к немецко-советскому соглашению, был средоточием мирового еврейства, расселявшегося на данных территориях уже на протяжении пятисот лет. Вскоре после начала войны этот регион становится наиболее опасным местом для евреев за всю их историю. Уже через два года здесь разворачивается трагедия Холокоста. А еще через три года миллионы евреев, которые живут на этих территориях, уже мертвы. Известна фраза Сталина о том, что пакт Молотова – Риббентропа был союзом, “скрепленным кровью”. Большая часть этой крови оросила земли, упоминаемые в настоящем соглашении. И это была кровь еврейского мирного населения.
В прессе, освещающей путинский поворот в трактовке исторических событий, больше внимания уделяется не взаимосвязи пакта Молотова – Риббентропа и собственно Второй мировой войны, а опасениям Польши, Литвы, Латвии и Эстонии, четырех государств, которые в 1939 году, после подписания пакта, были оккупированы войсками Красной Армии. 17 сентября 1939 года Сталин присоединился к своему союзнику Гитлеру в нападении на Польшу, направив войска Красной Армии для вторжения в страну с востока. Союзники встретились в центре Польши и организовали совместный парад победы. Советские и немецкие спецслужбы пообещали друг другу подавлять любое сопротивление со стороны поляков. За линией фронта советский НКВД организовал массовую депортацию около полумиллиона польских граждан в ГУЛАГ. Он также расправился с тысячами польских офицеров, многие из которых еще только-только сражались против вермахта.
По понятным причинам, уничтожение польского государства осталось в истории Польши; однако часто упускается из виду, что в данном случае произошло наложение истории Польши и еврейской истории. Польские граждане, убитые НКВД, как правило, были офицерами запаса с высшим образованием. Их уничтожили, поскольку они представляли собой элиту польского государства. И частью из них были евреи, чья смерть в советских руках оставляла их семьи беззащитными перед лицом немецкой оккупации. Вильгельм Энгелькрайс, польский врач-еврей и офицер запаса, был убит в Катыни. Его дочь, спустя многие годы, живя в Израиле, горевала о своем детском отчаянии. Хероним Брандвайн, врач, был убит выстрелом в затылок вместе со своим братом-офицером в Катыни; его жена Мира умерла через два года в варшавском гетто, так и не узнав, что случилось с ее мужем. Мечислав Пронер, фармацевт и химик, наполовину еврей, наполовину поляк, – офицер запаса, принимавший участие в боевых действиях. Он бился против немцев в польской армии, а затем был арестован Советами и убит пулей в затылок. Через несколько месяцев его мать была отправлена в варшавское гетто, откуда ее депортировали в Треблинку, где она погибла в газовой камере.
В своей речи, реабилитирующей пакт Молотова – Риббентропа, а также в других своих выступлениях, Путин оправдывает альянс Советского Союза с нацистской Германией, указывая на участие западных держав в уничтожении Чехословакии в Мюнхене. Хотя он абсолютно прав и предательство Чехословакии было важным шагом на пути к войне и Холокосту, не совсем понятно, в какой части ссылка на Мюнхен на руку Путину. По всей видимости, он рассматривает Мюнхен и пакт Молотова – Риббентропа, которые сам же и сопоставляет, как положительные примеры. Кампания России против Украины в 2014 году поразительно похожа на немецкую кампанию против Чехословакии в 1938-м: здесь и использование этнического национализма, и изобретение исторических регионов, существование которых начинают доказывать после их отторжения (“Судетская область” и “Новороссия”), и поддержка сепаратистов, у которых без внешней поддержки не было ни малейших шансов, и желание уничтожить европейскую систему путем разрушения крупного европейского государства, стремящегося быть демократичнее, чем некоторые из его соседей.
На Западе Мюнхенское соглашение, как правило, рассматривается как ошибка и отрицательный пример. Но путинское толкование мюнхенского сговора было бы неполным без упоминания о советской политике указанного времени. В начале 1938 года Франция пыталась прийти к соглашению с Советским Союзом, но ее собеседники исчезли в пасти Большого террора. Мы сможем больше узнать обо всем этом, когда будут доступны соответствующие архивные данные и если они станут доступны. Но, судя по всему, в тот момент Кремль оценивал мюнхенский кризис как возможность вмешаться в дела Восточной Европы. Даже когда Лондон и Париж призвали Прагу пойти на компромисс с Гитлером, Советы объявляли о готовности направить свои вооруженные силы в Центральную Европу для защиты Чехословакии – что, по понятным географическим причинам, требовало пересечения границ Польши, или Румынии, или обоих государств. Советский Союз сосредоточил свои войска на границах с Польшей. 12 сентября Гитлер выступил с речью о необходимости покончить с угнетением немцев чехами и с государством Чехословакия в целом. Через три дня советский режим дал старт ускоренной этнической чистке собственных территорий, граничащих с Польшей. Начиная с 15 сентября советские власти учинили серию массовых расстрелов советских граждан, признанных виновными в шпионаже в пользу Польши. Большинство из них были мужчины, этнические поляки.
Устные инструкции местным органам НКВД ясно давали понять, что “поляки должны быть полностью уничтожены”. В течение сентября по всей территории советской Украины прокатилась волна расстрелов мужчин-поляков. Например, в городе Ворошиловграде (ныне Луганск) советские власти рассмотрели 1226 дел в ходе польской операции во время чехословацкого кризиса и совершили 1226 казней. В сентябре 1938 года советские части прошли по территориям УССР, прилегающим к польской границе. Словно эскадроны смерти, они шли от деревни к деревне, расстреливая поляков-мужчин, а женщин и детей отправляя в ГУЛАГ, – информация об этих событиях стала поступать позже и поступает до сих пор. В Житомирской области советские власти приговорили к смертной казни 22 сентября 100 человек, 23 сентября – более 138 и 28 сентября – 408 человек. Этот день, по решению Гитлера, был последним сроком для вторжения в Чехословакию.
Красная Армия стояла на польской границе, а НКВД зачищал внутренние районы от подозрительных элементов, расстреливая и депортируя поляков в качестве “врагов народа”. Тем временем кризис был разрешен. В Мюнхене лидеры Англии, Франции, Италии и Германии решили, что Чехословакия должна уступить территории, на которые претендует Гитлер. Этот позорный поступок до сих пор помнят не только в Праге, но и в Лондоне, в Париже и Вашингтоне. Вместе с тем советская политика этих недель полностью забыта. Но террор и мобилизация обеспечили советской политике благоприятные условия в период следующего европейского кризиса, спровоцированного Гитлером, и создали условия для вторжения советской армии в Польшу. В 1940 году депортации польских граждан воспроизводили, хотя и в меньших масштабах, методы Большого террора. Берия, глава НКВД, создал систему специальных троек, которые спешно рассматривали дела всех польских военнопленных. Он установил квоту на убийства, так же как в 1937 и 1938 годах. В период польского Большого террора 1937-1938 годов польские мужчины были расстреляны, а их депортированные семьи были денационализированы и подвергались эксплуатации. В 1940 году все повторилось. Если семьи казненных оказывались в советской зоне, их отправляли в ГУЛАГ.
После вторжения в Польшу следующим крупным актом советской агрессии в период союза с нацистской Германией было вторжение в Финляндию в ноябре 1939 года. Победа в Зимней войне далась Советскому Союзу дорогой ценой; в относительном выражении Советы понесли гораздо большие потери в борьбе с гораздо меньшим противником. Реабилитация пакта Молотова – Риббентропа является также реабилитацией и той войны. Летом 1940 года Красная Армия вошла в три прибалтийских государства – Литву, Латвию и Эстонию. После фиктивного референдума они были присоединены к СССР. В ходе массовых депортаций эти три небольшие страны потеряли десятки тысяч граждан, в том числе большую часть элиты. Эти государства были объявлены никогда не существовавшими, поэтому служение им по советскому законодательству стало рассматриваться как преступление. Эта советская идея о том, что государства могут быть объявлены существующими или несуществующими, осталась в политической памяти сегодняшних элит тех стран, которые пострадали от пакта Молотова – Риббентропа. Именно потому, что Польша, Литва, Латвия и Эстония были атакованы Советским Союзом в 1939 и 1940 годах, в тот период, когда Сталин был союзником Гитлера, сегодня их элиты получили иммунитет к российской пропаганде – например, к утверждениям о том, что Россия должна была вторгнуться в Украину, чтобы “защитить Европу от фашизма”. Они помнят не только пакт Молотова – Риббентропа, но и германо-советский договор о дружбе и границах, фиктивные выборы и пропаганду в советской зоне, которые так напоминают недавние российские действия в оккупированной Украине.
Реабилитация президентом Путиным пакта Молотова – Риббентропа, очевидно, направлена против территорий, лежащих между Берлином и Москвой. Но тут есть два варианта. В первом случае Москва приглашает Польшу играть историческую роль Германии и принять участие в разделе Украины. Но никто в Варшаве не примет подобное предложение. Во втором случае Москва убеждает Берлин в том, что Германии подобает действовать в духе великой державы, отставить в сторону новые правила Европейского союза и придерживаться старых правил довоенного периода. Однако для Германии это было бы стратегическим идиотизмом, поскольку сила ее позиции зависит именно от европейской интеграции, в создании которой приняли участие такие видные немецкие политики, как Герхард Шрёдер и Гельмут Шмидт.
Было бы неверно полагать, что позиция президента Путина имеет значение только для Восточной Европы, хотя и этого было бы достаточно. Происходит переход от одной возможной исторической памяти о войне к другой – мутация памяти с соответствующими последствиями, как для России, так и для всей Европы.
Поскольку Советский Союз воевал на обеих сторонах, то возможны две версии событий Второй мировой войны. С 1939-го по 1941 год Советский Союз был союзником Германии на восточном театре военных действий и поставлял ей полезные ископаемые, нефть и продукты питания, необходимые для войны с Норвегией, Данией, Нидерландами, Бельгией, Люксембургом, а главное – Францией и Великобританией. На этом этапе войны Сталин стремился угодить Гитлеру и не только выполнял обязательства по пакту Молотова – Риббентропа и договору о дружбе и границах, но и удовлетворял конкретные запросы своего немецкого союзника… за одним существенным исключением. Сталин прекрасно осознавал бедственное положение евреев в немецкой зоне Польши. Однако он вовсе не горел желанием им помочь. В феврале 1940 года Адольф Эйхман предложил советскому руководству переправить из Германии в СССР два миллиона евреев, т.е. большую часть польского еврейства. Но Москву это предложение не вдохновило. Это было одно из немногих предложений нацистов за время альянса, на которое Советский Союз ответил отказом.
После того как Гитлер предал Сталина и вермахт в июне 1941 года вторгся в СССР, Советский Союз внезапно очутился по другую сторону – и быстро обретал себя в союзе с Англией и Соединенными Штатами. Советская пропаганда предпочитала умалчивать о первом этапе войны, но зато выдвинула на первый план советские подвиги. Учитывая миллионы советских граждан, убитых немцами, это был идеальный политический ход. Победа в “Великой Отечественной войне” стала чем-то вроде второго мифа об СССР, в который до сих пор верят в России и Беларуси. В этой версии истории СССР пакту Молотова – Риббентропа места нет: не столько потому, что это было преступлением, но и потому, что это было ошибкой. В конце концов, это позволило немецким войскам подойти к границам СССР задолго до вторжения в 1941 году, это помогло Германии стать европейской державой, которая почти дошла до Москвы, и это создало ложное чувство спокойствия в Кремле. Сталин отказывался верить, что Германия в 1941 году нападет на Советский Союз. Он отклонил более ста предупреждений разведки о предстоящем вторжении, посчитав их британской пропагандой, – и вот его застали врасплох. В последующие десятилетия Советский Союз хотел представить себя как силу, стоящую за мир. Поэтому ему пришлось отрицать, что он был одной из тех сил, из-за которых война и была развязана.
Но то, как агрессивно ведет себя в Европе сегодняшняя Россия, заставляет думать, что ее лидеры сменили (используя весьма противоречивые средства) традиционный акцент на оборонительные войны 1941–1944 годов на противоположную альтернативу, а именно – акцент на агрессивной политике 1939–1941 годов. Конечно, акцент на агрессивную политику лучше сочетается с медийным климатом современной России. Между 1939 и 1941 годами, когда внутренняя пропаганда Советского Союза представляла нацистскую Германию как дружественное государство, советское общество перестало критиковать политику Германии и начало публиковать нацистские речи. Иногда на собраниях люди открыто хвалили “товарища Гитлера” и призывали к “торжеству международного фашизма”. На зданиях или даже на плакатах с изображениями советских лидеров стали пестрить свастики. Аналогичный уровень идеологической путаницы проявляется и в современной России. На центральном телевидении звучат обвинения в Холокосте в адрес евреев; интеллектуалы, близкие к Кремлю, реабилитируют как государственного деятеля Гитлера; российские неонацисты участвуют в майских парадах; митинги в нюрнбергском стиле с факельными шествиями в форме свастики представляются антифашистской кампанией против гомосексуалистов – защитой ценностей европейской цивилизации. Во время вторжения в Украину Россия призывает местных и европейских крайне правых политиков поддерживать ее действия и распространять ее версию событий. Избирательный фарс в оккупированных Донецкой и Луганской областях, как и подстроенный референдум в оккупированном Крыму, одобряют европейские ультраправые политики, в том числе фашисты, приглашенные в качестве “наблюдателей”.
И это далеко не случайная деталь: эти “наблюдатели” разоблачают фундаментальное современное значение пакта Молотова – Риббентропа. Действительно, объединение Кремля с европейскими крайне правыми силами против европейского мейнстрима сделало реабилитацию пакта между Сталиным и Гитлером неизбежной или, по крайней мере, прогнозируемой (я предсказывал ее еще в мае). Хотя Путин, несомненно, обрадуется, если немецкие или польские политические лидеры окажутся достаточно глупы, чтобы проглотить приманку нового раздела Европы, он наверняка уже удовлетворен тем ответом, который дали, в той или иной форме, на его призыв уничтожить существующий европейский порядок сепаратисты по всей Европе (в том числе воодушевленные лидеры Партии независимости Соединенного Королевства), большинство европейских правых популистских партий (наиважнейшая из которых – французский Национальный фронт), а также другие ультраправые группировки, в том числе фашисты и нацисты. В настоящее время именно они, правые реваншисты, которых Путин обрел в современной Европе, выступают партнерами по новому путинскому пакту Молотова – Риббентропа.
Но когда Сталин заключал союз с Гитлером, он руководствовался политической логикой. Ему казалось, что, поддерживая нацистское государство, развязывавшее мировую войну, он переориентирует германские вооруженные силы на запад, подальше от Советского Союза. Таким образом, из-за своих внутренних противоречий капиталистический мир Германии, Франции и Великобритании должен рухнуть. Сегодня Путин пытается сделать нечто подобное. Так же, как Сталин намеревался настроить самую радикальную из европейских сил, Адольфа Гитлера, против самой Европы, так и Путин сегодня пробует сделать то же самое, используя крайне правые силы. Его ультраправые союзники – это именно те политические силы, которые выступают за распад Европейского союза – возврат Европы в эпоху национальных государств. Очевидно, что это было бы катастрофой для всех заинтересованных сторон, в том числе и для России. Но есть одно важное различие между Сталиным в 1939-м и Путиным в 2014 году: поведение Сталина можно оправдать тем, что он пытался решить реальную проблему. Гитлер был действительно намерен уничтожить СССР. Союз с Гитлером скомпрометировал коммунистическую идеологию и был стратегически ошибочен, но это был, по крайней мере, ответ на реальную угрозу. У Путина в Европе не было противника. Внешняя политика России выставила Европейский союз в качестве своего врага по каким-то непонятным, тайным причинам.
Маловероятно, что президент Путин действительно верит в крайне правые идеологии, с которыми он счастливо сотрудничает и внутри страны, и за рубежом, – не больше, чем в идеологии крайне левого движения, т.е. тех групп, которые достаточно глупы, чтобы предложить свою помощь российскому проекту. Россия развязывает войну в Украине без каких-либо определенных причин, но тем самым начат процесс отчуждения от Запада, что, с точки зрения основных интересов России, не имеет абсолютно никакого смысла. Бесплодные поиски стратегического обоснования этой катастрофы привели к отрицанию одной из фундаментальных моральных основ послевоенной политики – противостояния агрессивным действиям в Европе и нацистской агрессии в 1939 году. Реабилитация пакта Молотова – Риббентропа не отражает четкой идеологической позиции, но, возможно, она даже хуже. Это нигилизм, прикрывающий некомпетентность. Использовать пакт Молотова – Риббентропа означает отбрасывать основы всеобщего взаимопонимания в западном мире ради сиюминутной тактики, которая может многое разрушить, но вряд ли способна что-либо создать.
Published 15 March 2016
Original in English
Translated by
gefter.ru
First published by FAZ, 15 December 2014 (German and English versions)
Contributed by gefter.ru © Eurozine
PDF/PRINTIn collaboration with
In focal points
Newsletter
Subscribe to know what’s worth thinking about.