Война и цифровая память: как цифровые медиа формируют историю

Новые медиа, или новые новые медиа по Полу Левинсону1, в последнее время стали предметом для многих дискуссий. Ведь такие площадки как Twitter и Facebook показали пример того, как новые технологии могут мобилизировать людей и оперативно консолидировать общество вокруг одной идеи. Подобные платформы формируют новую утопию, состоящую в том, что низовое общество может повлиять на глобальную политику. Социальная сеть Instagram в перечень подобных политических площадок никогда не входила. Это социальная сеть, в которой пользователи размещают свои личные фотографии или, скажем, фотографии своих продуктов (товаров) с целью распространения, дистрибуции и продажи. Instagram считается одной из наиболее популярных платформ и быстро наращивающих свой контент, в том числе и в Украине. Например, в июне 2017 года издание Watcher опубликовало статистику, согласно которой общая уникальная аудитория этого медиа в Украине составляла 5,6 млн человек, а в августе этого же года эта аудитория достигла уже 6 млн.

В своей книге Instagram and Contemporary Image2 описывает несколько видов фотографического контента, которые существуют в этой соцсети. Одним из которых он называет повседневный контент – публикации обычных пользователей, описывающих и показывающих их жизнь, быт и интересы. Поэтому в этом смысле социальную сеть нужно рассматривать как гигантский цифровой архив, который состоит из множества персональных архивов. Своего рода персональные страницы, которые обновляются в режиме онлайн – это аналоги семейных фотоальбомов, но уже цифрового времени.

Instagram позволяет пользователям представлять самих себя и свою жизнь так, как бы им этого хотелось. В этом смысле подобный инструмент играет двоякую роль. С одной стороны он позволяет разрушить мифологию вокруг определенных понятий, с другой – создает альтернативную историю, часто имеющую мало общего с реальностью.

Здесь возникает ряд этических вопросов, например, как должные работать с этим материалом антропологи и историки?, Насколько подобный материал объективно отражает социальную реальность или скорее, представляет собой субъективный взгляд? Эти вопросы являются особенно актуальными, когда речь идет о репрезентации военного конфликта его участниками.

Этика vs эстетика

В 2014 году, как только начался военный конфликт на Донбассе, многие украинские СМИ обзавелись рубрикой «доказательства российской агрессии против Украины», где публиковали публичные посты российских солдат, сделанные на территории Украины. Это могли быть опубликованные в соцтетях фото, в которых отмечалась геолокация, или присутствовали определенные характерные визуальные элементы. Фотографии с оккупированной территории появляются у российских солдат и по сей день. Эта информация доступна и открыта, ее можно увидеть, пройдя по поиску с помощью геолокации, набрав тот или иной географический адрес, подобная информация также является частью отчетов и исследований международных груп3. В связи с этим фотографии и посты в социальных сетях действительно становятся правовым аргументом для опровержения или подтверждения той или иной информации. Т.е. визуальная информация, опубликованная в социальной сети, становится предметом права.

Все фотографии – жителя Махачкалы Джамаля Бадишева (Российская Федерация)

Историки искусства и исследователи фотографии неоднократно поднимали вопрос о том, на сколько сама фотография является объективной. Этот спор до сих пор находится в плоскости исследовательских дебатов, однако консенсус вокруг этого вопроса состоит в том, что любая фотография в любом случае является результатом манипуляции – как ее автора, который выбрал тот или иной ракурс, так и ретранслятора, который ее опубликовал и поместил в контекст. Однако, говоря о манипуляции фотографий в социальной сети Instagram стоит обратить внимание на то, что практически каждая фотография является результатом обработки посредством определенных фильтров, которые являются неотъемлемой частью этой социальной сети, а также частью графических редакторов, приложений и сервисов вроде Hipstamatic, VSCO, Layout, Hyperlapse и др.

Подобные вопросы деконструкции и конструирования реальности в цифровую эпоху рассматривает Meryl Alper, Assistant Professor of Communication Studies at Northeastern University в своей статье War on Instagram: Framing conflict photojournalism with mobile photography apps4, опубликованной в 2013 году. Исследовательница обращает внимание на работу профессиональных американских фотокорреспондентов, которые документировали опыт американских солдат в Афганистане с использованием популярного мобильного фотоприложение Hipstamatic. Maryl Alper задается вопросом об этике журналистской деятельности: могут ли подобные искаженные кадры реалистично отображать реальность? Насколько сегодня эстетика новых медиа подвержена влиянию идеологии?

Одним из аргументов, которые выдвигают фотожурналисты, стал аргумент близости к солдату. Фотограф Damon Winter, автор публикации в New York Times “A Grunt’s Life” говорит о том, что приложение Hipstamatic было единственным, которое позволяло в тот момент сохранять фотоисторию и транслировать ее как можно ближе к солдатам, отражая их реальность. Фотокорреспондент настаивал на том, что его кадры не идеологизируют и не романтизируют войну, они были сделаны вблизи солдатской жизни и являются искренним отражением той действительности, которой жили военные.

В погоне за «близостью» к событию и герою подобные кадры становятся, как подметила Alper, симуляцией «руки военного» и «взгляда военного».

В своем исследовании Of Symbolic Power and Big Data: Instagram & the Disruption of Media Photography in the 21st Century5 Erik Palmer, Assistant Professor of Convergent Media, Southern Oregon University размышляя о фотографии нового времени — цифровой, оперативной, отредактированной с помощью определенных фильтров — задается вопросом о том, какая фотография наиболее сильная и влиятельная на сегодняшний день: фотография сделанная профессиональным репортером или моментальный снимок, сделанный любителем, но участником события? Иными словами, может ли фотография новых медиа конкурировать с работами мировых фотографов?

Обращаясь к понятию Вальтера Беньямина6 об ауре фотографии, как мы можем охарактеризовать снимок уже нового технического (цифрового) времени?

Задавшись этим вопросом я решила проследить, какую реальность формируют и транслируют сами военные, какими они предстают перед своей аудиторией и перед самими собой. В этом смысле Instagram стал для меня предметом исследования. Я проанализировала контент, опубликованный с геолокационной привязкой Donetsk oblast и Luhansk oblast на предмет фотографий украинских военных, а также контент, опубликованный c хештегом #warinukraine. Кроме того, я взяла интервью у 4 украинских военных, как солдатов-срочников, так и добровольцев, которые завершили свою службу на фронте.

Ознакомившись с контентом, опубликованном с использованием хештега #warinukraine, можно увидеть, что посты солдат – не единственные, которые возникают в этой ленте. Среди 2111 фотосообщений (по состоянию на 11.10.2017) можно увидеть рекламный контент (промоция тематических товаров – футболок, например), информацию от военных врачей, волонтеров, журналистов, и также посты, которые принадлежат не участникам событий, непосредственно принимающим участие в военных действиях, а простым пользователям (такой контент часто несет в себе героический и патриотический характер – флаги, козаки и другая символика). Но я сосредоточусь на анализе постов солдат, срочников и добровольцев, которые закончили свою службу на фронте.

#warinukraine

В самом начале войны о молодых добровольцах часто писали как о хипстерах, с одной стороны, обращая внимание на то, что молодые люди познают мир из социальных сетей и Интернета и уж якобы никак не приспособлены к реальной жизни; с другой, акцентируя на молодости и эмоциональности. Неужели факт молодости в нынешних условиях настолько уникален, ведь и солдаты, воевавшие во Вьетнаме, и солдаты Афганской войны, также были молоды?

Комментаторы иронизировали, что после Евромайдана парни и девушки пошли на фронт из чувства долга, но как будут воевать “хипстеры”7 без стереотипных кофе с молоком в уютном кафе, но с походным чаем среди леса или поля в условиях физической войны?

Здесь стоит уточнить, что важен не столько маркер “хипстер”, который для украинского общества является очень широким и поверхностным, сколько именно акцент на молодости военных и их образе жизни — желании быть внутри коммуникации, быть частью коммуникации.

Стоить уточнить, что с одной стороны, социальные сети присутствуют в любом гаджете, смартфоне, и iPhone, ценовой диапазон которых в Украине колеблется от 1 500 гривен (60$) до 20 000 гривен (850$) и выше. Поэтому, можно утверждать, что подобные гаджеты более-менее доступны для среднего украинца. С другой стороны, наличие технических средств, телефона, планшета или компьютера, не всегда гарантирует, что их пользователь будет активно вести социальные сети. Активность в таких платформах часто связана с активными жизненной и гражданской позициями. Безусловно, социальные сети являются инструментом нового времени, которым пользуется и говорит поколение, рожденных преимущественно с начала 1980-х гг. Безусловно, парни и девушки, которые ведут аккаунты в социальных сетях молоды и активны, но неужели факт молодости трансформирует понимание войны?

(Само)репрезентация украинских военных в Instagram

В свои 29-лет кандидат политологических наук Виталий О. стал ветераном войны. Парень родился в городе Лиман Донецкой области, образование получил на историческом факультете Донецкого университета. С началом военных действий пошел добровольцем в батальон «Артемовск», где прослужил до 2015 года. Молодой ветеран рассказывает, что кроме него в батальоне практически никто не пользовался Instagram, и никто из офицеров не интересовался и не контролировал то, что постили военные в социальные сети. Среди контента, который постил Виталий – его портреты (в том числе селфи – самостоятельно сделанные портреты), фотографии в камуфляже, фотографии друзей, распространенной техники и оружия. Часто фотографии сопровождаются смешными подписями вроде фотографии, на которой солдат сидит в танке, а из танка видна его голова. «Нет панове, с моим ростом в танке сидеть вообще неудобно», — пишет он. Или, скажем, фотография солдата, который спит на дровах с подписью «Очень удобно» и с комментарием «Между прочим самое теплое место».

Instagram Виталия О.

Юмор, по словам Виталия, это одно из немногих, что спасало ребят на фронте и возвращало их к реальности. Еще одно, что придавало сил и поддерживало на войне – животные. Фотографии с котами и собаками – одна из тем инстаграм-акаунта Виталия. Парень рассказывает, что на их пути встречалось много животных, которых бросили хозяева, солдаты давали животным второй дом: «Коты и собаки на войне – как антидипрессанты. Когда мы видели животных, мы не могли их бросить. Чаще всего увозили с собой или отдавали кому-то из родных». После войны он стал вести тематические страницы в социальной сети Facebook и Twitter Ukrainian Army Cats and Dogs, где периодически выкладывает фотографии с фронта.

В отличии от Виталия его коллега, доброволец Дмытро из батальона «Айдар», во время своей службы постил совсем немного фотографий. Он также был один из немногих, кто пользовался соцсетями на войне, но как поправляет себя сам ветеран, когда было время и работал интернет. Юрист по образованию, до войны он несколько лет жил и работал в Луганске, воевать тоже пошел в Луганскую область. Одну из своих первых фотографий он запостил на следующий день после первой ночи, которая, по его словам, была очень тяжелой. Парень рассказывает, что первое время у него было немного подписчиков, но когда он постил свои фотографии с войны (преимущественно селфи), фотографии сразу набирали лайки. Контент Дмытра также полон иронии, в частности, к так называемой хипстерской культуре. Так, например, запостив хлеб и тушенку он написал «Утренний смузи из мяса», а на комментарий под этим же фото «Где ты?» ответил: «Фестиваль еды в Луганской области».

Instagram Дмытра

Для парня социальная сеть Instagram стала возможностью транслировать другой взгляд на армию – не государственной структуры, которая пребывает в упадке и не способна нормально функционировать, а места в котором служат молодые солдаты-добровольцы с высшим образованием – они осознанно идут на войну, чтобы защищать границы своей страны. В начале войны в украинских СМИ было очень много материалов о том, что армия находится в упадке, солтады живут на помощь волонтеров. О батальоне «Айдар», в котором служил парень, писали как о самом жестоком батальоне, где орудуют мародеры. Дмытро признает тот факт, что в их батальоне были разные солдаты, но он отмечает, что таких ребят было немного. Вместе с парнем служили четверо юристов, кандидат экологических наук, студенты из National University of Kyiv-Mohyla Academy. «Мы не пили алкоголь, поэтому были на хорошем счету у руководства», — рассказывает парень. После службы он ушел работать в Луганскую областную государственную администрацию, сейчас как волонтер помогает селу Трехизбенка, расположенному в Новоайдарском районе Луганской области.

В разговоре с Дмытром я обратила внимание на тему ветеранов военных действий, людей разного возраста, которые после прохождения службы оказываются перед вопросом о том, что им делать дальше. Для такого ранее не воевашего государства как Украина, вопрос реинтеграции молодых ветеранов является новым и достаточно острым. Отсутствие государственной политики в этом отношении замещается точечными общественными и частными инициативами, а также популяризацией образа self-made-men. Украинские медиа любят « истории успеха», например о том, как ветеран войны в свои 21 год открыл кафе, или делает печенье на продажу. Однако среди этих оптимистических историй часто теряется другая важная тема о необходимости психологической и социальной помощи, реабилитации инвалидов, преодолении социальной изоляции и реинтеграции молодых инвалидов.

История ветерана Романа Н. (пошел на фронт по призыву), который после войны начал свой бизнес в сфере уличного питания, как раз похожа на те, которые любят украинские медиа. Фотографии с войны в его профиле отличаются тем, что более 90% снимков на эту тематику отредактированы черно-белым фильтром. В особенности это касается фотографий, сделанных в период датируемый с 17 августа 2015 по 15 октября 2016 (пребывание на фронте). На одном из его фото – разрушенные дома и завален горизонт – не самый лучший снимок с эстетической точки зрения. Но, подпись к этому кадру – «Музей войны в Украине» – придает этому снимку особую значимость. «На войне все понятно, где черное, а где – белое. Собственно, поэтому я выбирал именно этот фильтр, когда публиковал фотографии с фронта. В повседневной жизни теперь стараюсь не постить фотографий в таком цвете, потому что в повседневной жизни ничего не понятно, все разное, все неоднозначное», — рассказывает парень.

Все фотографии из инстаграма Романа Н.

Ветеран рассказывает, что после такого технического трюка у него появилось несколько друзей-солдат, которые последовали подобному примеру ретуширования военной реальности в черно-белый цвет. Парень рассказывает, что контент у его круга друзей-военных совершенно разный и эта социальная сеть (Instagram, как и Facebook) часто помогает солдатам обратиться к аудитории с просьбами о помощи – например, в сборе средств на военную технику и экипировку или для оплаты протезирования.

Украинские военные, с которыми я говорила, отмечают, что не смотря то, что официального запрета о контенте не существовало, они никогда не постили фотографии, на которых бы были видны стратегические объекты или было очевидна дислокация войск. Кроме того, они всегда спрашивали друзей, можно ли постить их фотографии в социальную сеть, в случае если нет – ретушировали лица или не постили фотографии вообще. Такая «медиагигиена», внимание к подобным этическим вопросам, часто связана с тем, что молодые солдаты понимают, как работает информация, насколько провокационной она может быть в «руках» пропаганды.

Роман К. говорит о том, что за время его срочной службы на фронте офицеры время от времени пытались инициировать запрет на пользование социальными сетями. Однако такое отношение было скорее связано с опасениями и незнанием контента солдатских постов. Сам Роман К. говорит, что не часто пользовался социальными сетями на фронте и не часто снимал, и ему жаль, что многие моменты не были запечатлены и не войшли в его личный архив: «Когда было действительно страшно, у нас не было времени просто подумать, не то чтобы фотографировать. Сейчас жалею, что многое осталось без фотофиксации, особенно в отношении друзей».

Не смотря на разный опыт войны и на разный контент, его периодичность и качество, все парни отмечают, что Instagram оставалась для них на фронте связью с миром, позволяла получать новости от близких и друзей. Таким образом они ощущали поддержку извне, а также могли сообщить родственникам о том, что с ними все в порядке.

«Для меня эта социальная сеть оставалась связью с внешним миром. Я смотрел, что происходило у друзей и делал вид, что у меня тоже все хорошо. Постил сопли свои. Вел свою лайф-стори», — рассказывает Виталий О.

Для многих солдат было не столь важно запостить что-то свое, сколько иногда просматривать фотографии мирной жизни и черпать оттуда силы для жизни на войне.

Глядя на контент, который распространяли ребята со своей службы, стоит отметить, что в нем нет ни явной агрессии, ни ненависти, ни геройства. Часто ироничный контент сопряжен с отвагой, но эта отвага никак не связана с созданием героического образа военного. Такой образ военного предлагают, например, американские медиа. С одной стороны, это образы «сексуальных военных», фактически роботов, сильных, красивых, желаемых женщинами и несгибаемых. С другой – это вдохновляющие истории о ветеранах, которые получили увечья во время войны, но справились со своей болью, которые продолжают показывать волю к жизни, даже после ранений и ампутаций . В Украине наратив о сильном несгибаемом герое, практически непобедимом, закрепился в отношении тех, кто занимал оборону аэропорта в Донецке. С «легкой руки» бойца ДНР,8 который комментировал ситуацию вокруг аэропорта, украинских военных начали называть «киборгами».

Но подобное героическое отношение к войне не присутствует в комментариях солдат к своим фотографиям личного характера. В этом смысле, социальная сеть Instagram в руках военных становится голосом очеловечивания войны, голосом военного, способного сострадать и любить способного выживать в сложных условиях. Например, вместе с контентом о войне Роман Н. постил фотографии своей любимой девушки, которая после войны стала его женой.

Как отметили военные, с которыми я беседовала, для них было важно постить фотографии во время происходящих событий, создавать свою историю одновременно проживая ее. Дмытро рассказывает о том, что никогда не постил фотографии постфактум, когда они терялись в его личном архиве на телефоне. Оперативно показывал фотографии и Роман Н., даже не смотря на то, что эти фото были часто абстрактными — на них изображен пейзаж или детали «солдатского интервьера» . Для них «аура» этих снимков заключается в собственном переживании событий и личной памяти, которая формировалась посредством документирования.

Фотография или иллюстрация?

Разница между фотографиями фотокорреспондентов, о которых пишет Maryl Alper, и теми, которые делали сами военные, состоит в том, что в первом случае фотография является иллюстрацией, которая сопровождает текст, а во втором – фотография является отпечатком личной памяти и эмоционального состояния. Так, одну из своих первых фото Дмытро сделал после первой ночи на фронте. Передвигаясь в кузове автомобиля после тяжелой ночи он запостил свое «счастливое лицо», не говорящее напрямую о его переживаниях, но фиксирующее желание жить.

Aнализируя фотографии корреспондентов, сделанных во время военных конфликтов, Сьюзен Сонтаг говорит о том, что эти фотографии предназначены для того, чтобы вызвать у аудитории как можно более сильную эмоцию – страх, сопереживание, боль. В то же время, по словам исследовательницы, тиражируя образы насилия и жестокости, СМИ лишь снижают уровень восприятия реальной боли и соответственно, степень сопереживания. Тысячи одинаковых снимков освещают события в Сирии, Афганистане, Ираке или Вьетнаме, являясь иллюстрацией не конкретного события, а конкретной эмоциональной составляющей — боли, отчаяния, мужества, борьбы, победы, гибели и т.д.

За четыре года работы в украинском СМИ и исследования темы военной фотографии, я столкнулась с тем, что украинские медиа в своих публикациях чаще обращаются к фотографии как иллюстрации, нежели как к отдельной истории. Каждый день о войне может быть несколько новостей, каждую из которых СМИ пытаются проиллюстрировать фотографией, ведь в том числе из-за наличия фото читатели будут переходить по линку и просматривать новость полностью. Но где найти столько уникальных фотографий? Безусловно, часто украинских редакций отправляет своих фотокорреспондентов на войну, дабы найти собственные истории и получить собственные кадры. Но многие редакции покупают фотографии через фотобанки у информ и фотоагенств. Таким образом, одна и та же фотография может быть опубликована в разных СМИ и переопубликована несколько раз в неделю. Еще один момент – фотографии из социальных сетей, которые “воскресают” (очевидно в качестве политтехнологической манипуляции) в СМИ – здесь я имею в виду бесчисленные снимки, которые подавались в контексте войны на Донбассе, но были сделаны в Чечне, Афганистане и Сирии. Безусловно, каждое медиа обязано проводить фактчекинг и проверять, как каждую новость, так и каждую фотографию. Но наличие подобных фейков говорит о том, что СМИ с меньшей степенью внимательности относятся к изображениям и рассматривают фотографию лишь как иллюстративный материал, подтверждающий или опровергающий ту или иную новость.

С одной стороны, исследователи социальных сетей утверждают, что новые медиа стирают уникальность, ведь пользователи социальных сетей используют одни и те же визуальные штампы, одни и те же фильтры, и фактически, говорят одним и тем же визуальным языком. Так, сторонний читатель уже не воспринимает персональную историю солдата, она уходит на второй план, уступая место абстрактным разрушенным пейзажам или военному быту.

С другой, стороны, личные «дневниковые» фотографии могут стать предметом для более детального изучения. При детальном изучении профилей, комментировании, изучении подписей к снимкам и т.д можно все-таки проследить за той уникальностью человека, которую якобы прячут соцсети. Такие истории очеловечивают войну, показывая лица военных и их биографию.

Но может ли в таком случае эта эмоциональная составляющая соцсетей противостоять войне и военному героическому нарративу? На какую грань эмоциональности способен военный или солдат в период участия в боевых действиях? Должен ли он показывать свою безграничную силу, или ему достаточно человеческой храбрости для поддержания собственного боевого духа? Будет ли это в таком случае свидетельством чрезмерного патриотизма? Готов ли такой человек к проявлению собственной слабости и в таком случае, в чем именно заключается эта слабость?

Во многом солдаты, публикующие фотографии во время войны, примеряют на себе сразу несколько ролей – роль участника событий, роль свидетеля и роль медиатора, который транслирует информацию вовне. Вопросом остается и то, как сделать так, чтобы и голос очевидца, и голос участника и голос медиатора был правильно услышан?